доброе утро!

я все еще не собираюсь засыпать, и это явно неправильное решение.
я обнаружила (хехехе,я занимаюсь театром уже три года) фейерическое совпадение
17 ноября день рождения у Екатерины Семеновой, Щепкина, Ли Страсберга и у меня
и еще у Бахтина и Аппера, изобретателя консервов

доброе утро
кстати, существование моего сына ставится под сомнение. я не хочу чтобы у него была другая фамилия!
моя подруга нагадала хорошего на кофе, но я взъелась на одну даму из его окружение и взревновалась, и вообще

мы погрустим об этом в казани


ооо, бабушки пробудились
аааааад

---

Я заглянул ему в глаза и не понял в них ничего. Он смотрел на меня на чистейшем венгерском языке.
это, конечно же, павич, любовь моя.

а вообще сегодня день бессмысленного и одурелого шоппинга. республика сегодня содрогнулась от моих канцелярских запросов, я купила ТРИ ПАРЫ КЕД ЙЕЕЕ и кружевные розовые трусы в горошек, и еще всякого всякого. У нас с мамой любовь.

мне пишет Могильницкий - я буду в москве три часа такого-то числа, можем увидеться
щас, так я и побежала
мог бы уже и догадаться, что я не так рада ему
мне так не хочется чтобы он возвращался
не хочется совсем

а тот, кто надо - не звонит и не пишет, это плохо, но Казань ждет нашу грусть распростертыми объятиями

---

черт, у меня такое хорошее лето.

не помню, писала ли я это каким-то другим летом, кажется, нет: помню, было что-то о последней несчастливой зиме, вот и все, что у меня было когда-то связано с сезонами.
у меня в душе щекочется ощущение, что мне пятнадцать лет, и оно никак никуда не девается, недавно у меня появилась новая зазноба, и как будто бы не было двух лет научной (ух!) работы в гитисе, не было года в монастыре с Могильницким, когда я никуда не выходила, зато много целовалась и смотрела сериалы, как жена, божежтымой.
мне пятнадцать лет, у меня проколотый язык, университет, которым можно гордиться и приманивать юношей (ГИТИС! ух!). у меня не выскальзывают сигареты из пальцев, я красива и почти не ощущаю себя пухляшом (хехехе, это мне, конечно, только так кажется, но и это уже немало). Видели ночь, гуляли всю ночь до утра - и мама говорит: рада, что ты наконец-то начала во-звращаться домой подшафе и рано утром, тебе же девятнадцать, твою мать - и я думаю, да, да, конечно, только мне всего пятнадцать, но это совсем не важно.
я живу в ожидании чуда, и оно совсем близко - возможно, это чудо обернется здоровенным разочарованием, но на данный момент это совсем-совсем не важно.
я начала получать удовольствие от вещей, которые не ощущала больше года - я слушаю музыку, и это так прекрасно! снова научилась читать стихи, и даже (может быть) скоро смогу и писать. я снова могу ворочать словами и они теперь совсем не булыжники - и я сейчас не про рецензии и курсовые, а про какие-то записочки-словеса. я ем еду и радуюсь ей, а не поглощаю со свойственным мне энтузиазмом; я не резко реагирую на политику - в середине года это было чуть ли не единственное развлечение... я звоню своему другу, критику Хитрову, и смело говорю, что люблю его - у меня не возникало эмоций в полном смысле этого слова черт знает сколько времени.
не рационально живу - и это ништяк!
мы едем с Сашенькой в Казань, покорять юных татар и поднимать самооценку сумасшедшими туфлями в блестках, а сегодня мне это, кажется, даже и не нужно.
Зазноба, конечно, добавляет эдакой пикантности в мое идеальное лето, я даже и не знаю, что мне делать, но я немножечко влюблена, и это поднимает эндорфины, никакого шоколада в рационе уже месяц (обычно я труп без плитки в день, ну).
я смелая и прекрасная. я езжу через всю Москву на ярко желтом самокате Мальчике, тщательно выбираю свой день и пью возлюбленный джин.
мне хорошо, у меня хорошее лето.

---

Текст-грусть от пересдачи. Внимание пафос.

Маргинальность русского человека не подлежит ни сомнению, ни удивлению. У всех наций свои недостатки и странности, но по отношению к Европе Россия – исключительно странное место. Сколько ни удивлялся Астольф де Кюстин – так и не смог понять нашей странной косности с влечению ко всему заграничному, бунтарству и апатии, склонности к потрясениям и невероятной линейности нашей нервной истории. Русский человек гнил и слаб, но силен и мудр – и как это сочетание удерживается в тонкой душонке?
Безграничность нашего национального самосознания подобна космосу: кровавые путья все клюют спину, а нам все равно, не боимся мы волка и сову. Странное влечение к крови мы объясняем театром и эшафотом, преступление – психологией слабого человека, и самые великие наши национальные писатели все пишут о старушках, топорах и деньгах, об убийстве отца и терроризме, японцы читают Анну Каренину и качают головой: странная нация, воистине странная. Дело в том, что русская культура, скопившияся за века, воспитывает в нас увлеченных собою маргиналов, культивирующих в себе крайности где-то в височной доле: убежать от своего физического строения мы не в силах.
Поэтому мы пьем чай, а где-то вершатся судьбы мира; трагедии за ужином преследуют русскую драматургию, а девушки бросаются в Волгу, стремясь убежать от собственной натуры или, например, бесчестья – на небеса.
Маргинальность есть в каждом из нас: кто нормален, тот не адекватен культуре, стране, времени. Если появляется кто-то гармоничный, то в конечном счете оказывается, что он писал матерные стишки на обороте любовных поэм, его убивают на дуэли, и… все опять идет по кругу. Наши гении – все они, вплоть до современности, живут либо слишком мало, либо слишком много и в конце жизни, окончательно осточетев от святости, инсценируют смерть и едут кататься по бескрайним железным дорогам – там они, конечно, встречаются с пьяницей с Курского вокзала и едут воевать с Нидерландами в припадке алкогольного бреда.
Гармония – черта не русская вовсе, она принесена заграничным сентиментализмом по нашу душу: но русские крестьянки склонны скорее травить мужей и румянить щеки, нежели придаваться неге на берегу озера. Все типы подвержены этому святому безумию русского берсерка, все слои населения, от бунтующих за идею дворян до бунтующих за компанию крестьян, и только царь в конечном счете способен перерубить канат свихнувшейся нации, ибо только ему верят в масштабе вечности; впрочем, у нас давно уже нет царя, а значит, некому прекратить хотя бы на время, рвущийся из каждой русской душонки крик «Эй, вы!...» и демоническое улюлюкание сквозь сжатые зубы.
Это то, чего нам никогда не следует ждать – прекращения страданий, порождаемых собственным сознанием – чудища из снов догоняют нас, на какой край света мы от них не убегали бы. Впрочем, убегали, и проверено это не работает – вся русская эмиграция тоскует по своим монстрам из под детской кроватки.
Маргинальность страны в политическом смысле – вообще крайне интересная тема, и в России 0 в первую очередь, столько неадекватных политических линий, ошибок, нелогичных систем кажется, не было еще ни у одной. Иногда кажется, что целый народ сошел с ума, и в моих ушах бьется, как топот тысяч невидимых ног невидимых крестьян, декабристов, стихоплетов, камеристов и драматургов отбивают ритм по многострадальной земле, которая, казалось бы, не заслужила такого обращения : но только задумаешься – и поймешь. Каждая земля порождает только её достойное. Русская земля издревне склоняет к бунту каждого, кто припал к ней коленями, а православие сгибает, гнет спины к земле, как сухую траву (католичество же, наоборот, выпрямляет спину получше любого ортопедического корсета).
Черствый хлеб революций влечет, потому что оторваться от земли – кажется, будто взмыть в небо: на поверку оказывается, что только в петле и на перекладине, но об этом до поры до времени никто не догадывается. И свое сердце кажется мудрым и всесильным, будто старая большая птица.
Мудрые евреи давно еще предупреждали нас, что бунт в конечном итоге оборачивается распятием и смертью (своей – или брата), но мы сочинили себе сказку о Спящей царевне и воскрешении и упорно поклоняемся чужой изначально религии, но мы признали ее своей и теперь обезательно должны совершить свой собственный бут в себе самом – до своей смерти. И – совершаем, чему тысячи свидетельств.
Театр – это всегда бунт. Есть, спать – это не бунт. Искусство бунтарская вещь по своей природе – оно противостоит истинному порядку вещей, оно говорит, что мы никогда не умрем – и тогда будет ненужно воскресать; наблюдая искусство, ты живешь – час, два, три - в коконе бессмертия картины, пьесы, спектакля.
Бунтарь маргинален окружающей среде, он крадет воздух, а его – пригодного для свободного дыхания – немного. Человек спокойный, не чувствующий в себе умирание клетка за клеткой, не способен вместить в свое мироздание человека умирающего, а следовательно, обязанного перед смертью как следует побунтовать. Поэтому Скалозубу и Софье так невозможно тяжело понять Чацкого – только бунт отделяет его от них, но этой дистанции вполне достаточно, чтобы отречься от ереси – они искренне верят в то, что никогда не умрут, а если это вдруг и случится по неосторожности бога , то все равно рано или поздно они воскреснут.
Миром заправляет огромная, пульсирующая, сбившаяся с настроек машина, имя ей – смерть. Так чем же бунт – не признание, осознание смерти?
Все смертно: человек, правящий режим, даже бог.
Бунт бессмертен.

---

все старательно входит обратно в свое русло.
он такой теплый, хороший, рядом, ну и как мне теперь его разлюбить

но надо

---

очень устала
очень, очень устала
все со мной как-то неправильно сейчас
я больше кое-кого не люблю, и совсем не знаю, как мне теперь это пережить

банальное региональное реггей

я тоже был гордый, с довольной мордой

что же мне теперь делать
то есть нет, я в курсе, мне надо стать свободной, прямо сейчас, билет на поезд и все было бы хорошо
но слишком много у меня теперь багажа, поэтому подниматься на холм к Лойсо мне все сложнее и сложнее, совсем почти невозможно

здесь совсем другие радости, другая отрада

---

актерский портрет. задание такое

Сейчас, думаю, буду писать портрет старой актрисы. Черта с два!
Про нее уже столько писали, что критика уже двух веков валится на меня, как тяжелый книжный шкаф. Но я все-таки попробую.
Кто она такая?
«Королева эпизодов», как писали кинокритики еще лет тридцать назад. И до сих пор – так. Чайный домик. Ростом полтора метра. Душой полтора мира.
В детстве актерском – амплуа травести. Не хотели брать в театр, после, играла в ТЮЗе мальчиков и ослика ИА, в этом я чувствую какое-то родство душ, что ли.
Старая актриса – ей 70 лет – все-еще остается одной своей двадцатилетней ролью. Она все еще секретарь поселкового исполкома Виола Смыр из фильма «У самого Черного моря», и ее длинному носу страшно идет панамка. Мне нравится, как она постарела: у актрис, игравших героинь, с немолодостью приходит какое-то дурацкое осознание величия (как, на мой взгляд, в Нееловой), спина, гордость – и вместе с этим мое (субъективное!) зрительское разочарование. А я вообще люблю характерных старух. Ахеджакова не старуха ни в каком смысле. Она – бабушка века. Своих детей нет, поэтому к молодым относится как к своим. Нечасто женщины, старея, меняют лицо. Лия Ахеджакова, оставшись прежней …, обрела нос-грушу. Женщина-Чаплин, но красавица невероятная, до сих пор. Воробеиюшка на сцене, могла бы играть умирающих, а играет подпрыгивающих. Только Могучий дал ей роль по возрасту – и в этом была и его, и ее правда – я считаю, что нельзя врать на сцене, поэтому мне так не нравится спектакль «Трудные люди»Галины Волчек.
Лия Ахеджакова – один из символов того хорошего, что было в советской эпохе. Честного, смелого, пронзительно хорошего, как в лучших книжках Владислава Крапивина про смелых, царапанных травой мальчишек и третьи миры за гранью смелости. Когда были талоны, была доброта их отдать. Мы же родились и живем в недобром мире. Впрочем, и мы не отказываемся порассуждать об ужасах режима. Репрессии, пропаганда, гибель науки, коллективизация, колхозы, бедность, революция – ужаса было много. А мой отец любит рассказывать о том, что было хорошего.
Она из тех, кто не уступает жребию. Девочка-старушка, травести, несогласная в самом определенном смысле этого слова.
К тому же, одно из ее, актрисных, свойств – то, что она должна играть только русских. Ну, вот душа в ней такая, мягко-добро диссидентствующая, не евопейская, не еврейская (хотя говор – по ней), не американская какая-нибудь там, заморская.
Но конечно же, как любая хорошая актриса, она разная. Отказать ей в циничности, модерне и нищенствующем пафосе из-за фильма «Небеса обетованные» нельзя – «Интеллигентная женщина, а стоишь на паперти с протянутой рукой» - говорит загримированная под некрасивую Немоляева. «Что ты называешь папертью, этот засранный асфальт?...Вся страна стоит с протянутой рукой». И здесь, пусть – художница, пусть – «любовь к красивой жизни довела тебя до такого» - все-равно видит, что просходит. И обязательно попробует накормить побитую и голодную Ольгу Волкову.
Смотришь на нее в Гараже – и опять плачется, ноется за страну – пусть сменившую горсть режимов, пусть – дурацкую и никчемную. Пусть, тогда, когда снимался фильм – более-менее крепкую, не перестроившуюся. «Выскочила тут, шкамодявка, понимаешь, и мы теперь должны все перестроиться, перековаться?» Да. Мы должны. Это как будто бы прописано в ее ролях – ты должен посмотреть, полюбить ее и измениться ради.
Трусиха с виду, внешне, но с глубочайшим, нутряным протестом в лицедействе своем. Защищает страну от правителей всех времен маленькими кулачками. Смешная сама, а про нас-то все понимает. И говорить не боится, и протестовать, и на митинге выступать, пусть и по видео-мосту. Не боится – совсем. Ездит, семидесятилетняя, маленькая, на большом джипе и радуется «Синим ведеркам». Они, мол, делают большое дело. Мол, пробили железную стену.
Она – для меня – пробивает стены между мирами, между свободой и несвободой, между актером, ролью и человеком, теми же маленькими кулачками. Она всегда – инородец какой-то. С чьей-то точки зрения – выродок. С чьей-то – главный ориентир.
Переломить судьбу одним топотом маленьких ног о безликий асфальт. Стать чьей-то надеждой на отсутствие голодной смерти. Восторгаться великими исследователями византийской литературы.
Она все может.

---

быть театроведом достаточно напряжно, да
я купила самокат, и это лучшее событие за последнее время
моя любовь остывает

---

пишу исключительно тогда, когда вспоминаю, что надо проверить как там Като

а еще когда мне дуре спать надо завтра экзамен по античному и средневековому
а это ололо как

Гротсвита Гендерсгеймская. я наконец-то запомнила, как ее зовут

---

ненавижу себя.
сдала зачет по английскому, почти нагло почти обманув хорошую преподавательницу
не могу заснуть, завтра реферат по истории сдавать
сессия это не так плохо, если умеешь спать вовремя, а не смотришь хауса потом снова хауса и слушаешь гришковца и читаешь башорг ололо
я жру тортик в честь моего адово сварливого настроения последнюю недельку

чтоб сделать на новый год такого прямо таки чтобы ахх
обожраться тортом в ночь перед зачетом! йеее

напиши список литературы в реферате, кусок идиота.

---

слегка невовремя мне стало совершенно плевать на все то, что вокруг.
на гитис этот чертов с 75ю баллами, не плохо, не хорошо, никак ; на то, что на работу надо съездить, что 24го обьявят, прошла я в лит или нет, что 5го рецензия, и я черт его знает на что ее писать, ну совершенно никаких мыслей о возвышенном - ну, мастер и маргарита, ну, алдонин, ну деньги не пахнут потому что мы их моем.
ну и что.
только вот поеду после рецензии к мише в его черный город, может, легче станет - хочется к нему,к теплому, красивому и скотине к тому же - сильно хочется.
а потом 20 с хвостом дней ожидания.
может быть, поеду в одессу, может быть, в питер, авось, вышло бы в литву, здорово бы в калининград, на утриш 8го и в общем в крым еще в августе, а там опять же в литву и может быть италию с мамой..
и почему все так весело, а мне не хочется ничего, только курить, курить только и развлекаться, смотреть какого-нибудь хауса, к примеру.
да ну к черту,.
пойду гулять
такое лето

бальзак венчался в бердичеве

---

прмпмпм

большая катастрофа

мне блять очень очень вовремя надоело читать и захотелось смотреть хауса до бессознания
у меня воспаление мечевидного отростка, экзамены в гитис через 2 недели
все весело-весело

приехал бы благоверный быстрей - было бы проще
кто мне пиво будет таскать, пока я пялюсь в ноут

и вот ведь совсем не могу ничего делать
катастрофически
нанэ-нанэ

---

конец моей жопке
ну полный черт возьми

какой-то кошмар
я смотрю поезда на симферополь, а этого делать нельзя
я думаю о нем, а делать этого нельзя
нельзя, нельзя, нельзя!

просила я Мишу не оставлять меня одну надолго.
ан нет.
ну теперь окей...

а экзамены 1го. через месяц
и я уже реально строю планы - это плохо и порочно

я не буду с ним спать
и целоваться
черт
я бы только смотреласмотреласмотрела

хорошо миша сейчас приедет, и все пройдет

у меня как всегда журавль в небе столь привлекателен, что кошмар, знаете ли

---

банальное региональное реггей, звучи, чтоб завтра стало лучше
завтра едем с Като в Тверь
там живала моя первая любовь

Мой Михаил игнорителен и любителен
я устал ходить, дружок, запиши меня в секцию харе рама

стопом бы в питер бы

люблю жизнь

кухня почти закончена, скоро будет барный стооол

шузы на манной каше

здрасьте-здрасьте, горы-моря-леса

господигосподигосподи все так внезапно хорошо аж страшно

---

все газеты мгновенно стали позавчерашними.(с)
paslen/jj

страшно

---

ой. внезапно

Стихистерики.
______________
писать стихи о солнечном - переплывать брод.
стихами тошнит, харкает, выворачивает, блюет.
стихами - только болезненно, жалостливо, жестоко.
эй, истеричка! дай-ка побольше тока

не щади живота, и слез своих не жалей.
проливай вино и приглашай гостей
полакомиться твоим горем, твоей утратой, твоей тоской.
пусть им будет сладко,а тебе все-равно нужно стать пустой

просто вылить все это на голову кому-то из жестяного ведра
пусть впечатается свинцом и вкусом черники в мозг
вынимай все, что чего-то стоит
из своего нутра.
вынимай, причесывай,наводи лоск.

все, пора. твое горе готово к публике?
запускай на арену горе свое и льва.
некролог обо льве в самой последней рубрике.
а у тебя остается горе и его составляющие слова.

@темы: тихотворенье

---

сладко, ах, как сладко.
все чаще всего одиннадцать

мы ходили в кино как пара.
странно, ах, как странно

так его люблю, черт
такие взрослые
шопиздец

---

стамбул. прошел.

который раз чего-то не хватает.
константинополь, серебро и плюс пятнадцать.
мне снова хочется тебя и русской речи.

это депрессия, потихоньку перерастающая в ритм жизни.

хочу совсем волосы отстричь. к черту. устала. тяжелые.

__________________________________________________________
каштаны пахнут табаком.
о ком ты думаешь, о ком
___________________________________________________________
господи, Стамбул сумасшедший и вызывает истерический смех и недоумение.
я не могу о нем рассказывать. мне нечего.
я его поняла.
только очень
очень
очень устала
не мучай меня
поцелуй меня
не расспрашивай
там турецкие кошки и горький кофе
мясо и медовые сладости
там улицы под уклоном девяносто градусов
люди не боятся машин
метро не метро
на улицах продают айран и выжимают гранаты
такой город
такой нереальный

но его хватает на один день.

---

люди,люди,люди.
ололо.
слишком много думаю.

опять ты в этом году институт проворонеж.

наше с михаилом айнанэ продвигается в сторону мы
давай перейдем на мы
так странно
всю жизнь этого хотела
и вот оно вот вот аааааа
и нахера тебе оно надо было


что теперь делать - не знаю. привинтивно забанить - айнанэ.
высказать ему всю эту радость?
не очень то.

пойду болеть. думать и вообще жить в чертовой проснеженной москве.
через пять дней рейс на стамбул.

---

ощущение, что люди постепенно перестают во мне нуждаться